Главная

Херта Крэфтнер

Стихи (1928–1950)

  

        * * *

"Анна",- сказал человек,-
"я еду домой. В спальном вагоне...
 Мне всегда так хотелось
 ехать в спальном вагоне,
 но это было так дорого.
 Анна? Ты разве не рада?
 Это длинный поезд.
 Сколько же в нем вагонов?"
 Он поднял руку над смертным ложем
 и показал на длинный ряд
 банок на платяном шкафу -
 в тесных квартирах это не редкость.
 Там стояли абрикосы в сиропе,
 очищенные желтые груши и красные ягоды,
 и нежные персики
 светились зеленым и чуть-чуть розовым.
"Чудесный поезд",- сказал человек.
"Анна, не плачь. Это же счастье,
 ехать вот так. Я думаю,
 билет стоит очень дорого,
 но я все равно его получил."
 И груши и ягоды
 и сочные абрикосы
 начали расплываться
 и покатились в вечность.
 
          * * *

Под одной и той же луной
мы печальны и одиноки,
мужчина в Австралии и я.
Когда восходит луна,
говорит мужчина: Луна,
растение нежных желаний,
выращенное на полях
одиночества,
планета напрасной любви!
Почему я один
в эту теплую летнюю ночь?
И я говорю: Луна,
Светило жестокости и холода,
Фонарь для тех, кто не спит,
Кто никого не любит.
Почему я не люблю
в эту холодную зимнюю ночь?
И луна слушает нас,
как мы поем и плачем,
и походит она на медаль
из дешевого золота,
какие носят на шее
монахини,
вернувшись из поездки
к святым местам.


        НА БОЛЬШИХ РЕКАХ

Вечером накануне его отъезда в Америку
разбилось ее сердце, когда они в последний раз
гуляли по берегу Дуная.
"Ах, - вздыхала она, - ах, если б мы утопились
в большой европейской реке!
В Эльбе, к примеру, - она у Гамбурга
так глубока, или лучше в Сене,
где она, влюбленных крепко обняв,
на поверхность выносит. Ах, если б мы утопились,
пока еще было время. Теперь уже поздно,
нам не успеть до утра ни в Париж, ни в Гамбург,
а утром твой поезд тебя у меня отнимет."
Ему было тяжко от ее жалоб,
и он проклял расстояние,
отделявшее их от сладкой смерти в серых водах Эльбы.
Дунай тем временем тек
плавно и медленно в Черное море.

Об этом напомнил мне как-то вечером
- позже, намного позже,- куст на берегу Дуная,
и я подумала, что таким же вечером
мой любимый один-одинешенек
утопился в реке Гудзон.

     РОДИТЕЛИ ОСЕНЬЮ

Потом наступила осень,
и моей маленькой птице на подоконнике
больше не нравилось петь.
Но зато каждую осень
мертвые так беспокойны,
и время от времени вечером
меня навещает отец,
на нем голубой шерстяной шарф,
моя мать говорит,
что отец в день моего рождения
оставил этот шарф в купе вагона.
А моя мать
каждый год в ноябре раздает
обрывки отцовских белых рубашек.
И в то самое время,
когда мертвые в своих гробах
переворачиваются,
молодые женщины просят
своих мужей о ребенке.


        * * *

Кто еще верит,
что нас там ожидают коралловые деревья,
и птицы, воспевающие тайну,
окунающие свои костяные клювы
в розовую воду,
и что кто-то уведет нас
к запахам
очищенных миндальных орехов
и белых корней редких растений?

Ах, смерть будет пахнуть
перцем и майораном,
ведь прежде она сидела в лавке торговца,
который подавился
серебристым хвостом селедки.


  AlgART              Связаться с автором (блог)