Дозморов Олег Витальевич

Воспоминание

Перелетает реки середину
аллегорический поезд. Корзину
бабка бабахнула на пол. Старик
в синем трико, ожидая тот берег,
вдруг говорит: «Ничего, без истерик
молодость кончится». Сам фронтовик.

Философичный мотив неприличный
выйдет на дудочке – самокритичный,
спрячешь цевницу. Тут случай другой:
бабка-чертовка пустую тетрадку
вдруг извлекает – и ну по порядку
всякие господибожетымой!

Скорбные тени стоят за стеною.
Что же ты делаешь, муза, со мною?
Вечер. Плацкарт. Нелюбителем ласк
я уродился. От мая до мая –
силлаботоника жизни родная,
аполлонической музыки лязг!

…Ехали в Пермь «на гастроли» с поэтом,
первым, быть может. На Каму рассветом
вылита бронза багровая. «Да,
встретят нас с музыкой: девочки, водка,
тосты». В окне замелькала решетка
крупного моста. Я вспомнил тогда.

Лето. Пятнадцать. Ломается голос.
Фото у сквера. В руке гладиолус.
Речи ведут, принимают в лицей.
Двойка по химии. Пять по предмету
некоему, что сживает со свету
Метафизической музыкой всей.

* * *

Нелепо, нелепо, нелепо
гармонию эту любить,
глядеть в штукатурное небо,
не зная, как рифму убить,

на двухгробовую квартиру
горбатить, придурков рожать,
кормить их, тяжелую лиру
в вонючем чулане держать,

витийствуя, подозревая
себя в колдовстве мировом,
в комическом беге трамвая
свой нос узнавать за стеклом,

и думать, что есть еще шансы,
что я, как герой, не умру,
элегии, оды, романсы
читая на вечном пиру…

Подумал и облокотился,
рассеянно глянул в окно,
где ветер во тьме закрутился,
где ветрено, зло и темно…

Не суицидальной истомой,
замешанной на коньяке,
не метафизической темой,
неясной, как дым на реке, -

поэзия так ослепляет,
как молния в туче ночной,
и громом вдали оставляет
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЗА МНОЙ.

1998