Путилов Борис Анатольевич
 Член Союза Писателей
России Родился в 1931 году в г. Кунгуре
Пермской области.Родители тогда учились в
местном механическом техникуме, оба коренные
уральцы. Отец, Путилов Анатолий Алексеевич, из
надеждинских металлургов, мать, Алексеева
Александра Васильевна, из тагильских шахтеров.
Школу закончил в Нижнем Тагиле, журфак
университета в Свердловске (1954 год). Прошел много
профессий – от сотрудника газет и школьного
учителя, до металлиста и шахтера. В 1973 году
закончил Высшие сценарные курсы при Гскино СССР. |
Писать начал с 20
лет, серьезно – с 30. Печатался в Свердловске,
Челябинске, Москве. Написал более 20 книг:
примерно половина художественных, половина –
документальных. Главные: «Юганская повесть» (3
издания), «Детство на пароходной улице»,
«Уральский триптих» (также 3 издания).
В 90-е годы написал
большой роман-трилогию «Сокрушение Лехи Быкова»
(издана 2 раза), «Похождение юного директора», и
«Спокойной ночи, малыши!». Последние два
напечатать не смог из-за отсутствия средств.
Сейчас уныло жду конца, копаясь
на огороде в деревне.
Член Союза писателей России.
Путилов Борис Анатольевич.
22 апреля 1999 г.
«Из жизни животных»
Начало рассказа «Боб»
«Боб и сам понимал, что
вырос за это лето. Бывает так: кажется, достиг
предела и в росте, и в уме. Организм исчерпал
возможности. Развитие закончилось – все. И вдруг
снова начинаешь расти. За счастливое это «поле»
Боб вымахал сантиметров на пять, раздвинулась,
налилась дремавшими до сих пор мышцами грудь,
лапы стали суше и крепче, словно не были
отморожены. И если бы Боб был человеком, можно бы
сказать, что он вырос и как человек. Но он был
псом. А скажи: вырос как собака – не всякий
поймет.»
Конец повести «Сеятель твой и
строитель»
«- Ну, вставай, родной,
вставай, - умолял его Мишка, изо всей мочи
подталкивая коня наверх, чувствуя, как его острые
ребра больно впиваются в тело, зная, что, коли он
упадет, то все – падет последний конь из колхоза
«Новый путь». Падет в последний день войны и
первый день победы. – не падай, Горденький!
И, разбуженный его
поддержкой, Гордый вдруг рванулся, видно,
вспомнив молодые могучие годы, взмыл всем тощим
остовом, но, истратив на это усилие остатки жизни,
успел только повернуть к Михаилу, к голосу
родному, человеческому, голову на тонкой, почти
без гривы, полысевшей шее. Мосластую, с
провалившимися подглазьями, повернул башку свою,
поглядел на человека, будто прощения прося, но
уже не узнавая, и со стоном рухнул вперед –
храпом к близкому концу пашни. Из мертвеющего
фиолетового глаза стекла, оставляя дорожку в
рыжей, до времени поседевшей шерсти, последняя
слеза…»
|
